Оглавление
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ДЕТСТВО. Глава I
1
Майор был скуп. Вздохнув, он заперся у себя в комнате и тайком
пересчитал деньги.
Вспомнив, что еще в гвардии остался ему должен товарищ сто двадцать
рублей, он огорчился. Шикнув на запевшую не вовремя канарейку, переоделся,
покрасовался перед зеркалом, обдернулся, взял трость и, выбежав в сени, сухо
сказал казачку:
— Собирайся. Да надень что-нибудь почище.
Потом, засеменив к боковой двери, приоткрыл ее и сказал нежно:
— Я пойду, душа моя.
Ответа не было. На цыпочках пройдя к выходу, майор тихонько открыл
дверь, стараясь, чтоб не скрипела. Казачок шел за ним с баулом.
Дом стоял во дворе, за домом был сад с цветником, липой и песчаными
дорожками. Казачку было велено гнать оттуда соседских кур.
Дворовый пес, заслышав шаги, пророптал во сне. Майор юркнул в калитку.
Шел он довольно свободно, но было видно, что опасается, как бы не окликнули.
Он пошел по улице. Немецкая улица, где он жил, была скучна: длинный,
серебристый от многолетних дождей забор, слепой образок на воротах и —
грязь. Дождя давно не было, а грязь все лежала — комьями, обломками,
колеями. Шли какие-то немцы-мастеровые, баба несла гуся. Он не взглянул на
них. Переулками он вышел к Разгуляю — местности, получившей свое название от
славного кабака. Здесь он стал нанимать дрожки, торгуясь с извозчиком,
причем лицо его сделалось необыкновенно черствым; извозчика нанял до
Покровских ворот. Кляча потрухивала, а сзади бежал казачок с баулом. У
Покровских ворот майор слез и вышел на бульвар.
Выйдя на бульвар, он преобразился.
В голубом галстуке, под цвет глаз, опираясь на легкую трость, он косил
по сторонам и шел медленно, обмахиваясь шелковым платком, как бы ловя
полуоткрытым ртом прохладу бульвара. Вскоре он купил у девочки сельский
букет. Был июль месяц, и солнце пекло. Казачок шел за ним на большом
расстоянии.
Так он прошел до Мясницких ворот и добрался до Охотного ряда. Шел он
беззаботно, слегка подпрыгивая и беспрестанно озираясь на проходящих женщин.
Казачок, отирая пот рукавом, брел за ним. Он спустился в винный погреб.
Несмотря на ранний час, здесь уже были два знатока, спорившие о достоинствах
бургонского и лафита. Он долго выбирал вино, стараясь выбрать лучше и
дешевле. Выбрав три бутылки, одну Сен-Пере и две лафита, он небрежно уплатил
и, указав на вино казачку, сказал нежно и так, чтоб слышали окружающие:
— Да ты адрес, дурачок, помнишь? Ну конечно, не помнишь. Повтори же:
рядом с домом графини Головкиной, дом гвардии майора Пуш-ки-на. Там тебе
всякий скажет. Нет, ты, дурак, не запомнишь. Я уж запишу, ты у бутошника
спроси.
И с легким смехом записал.
Казачок бесчувственно смотрел на него и сунул записку в дырявый карман.
Пушкин
2 стр. →
Страницы: 1 →Всего 199 страниц
«Онлайн-Читать.РФ»Обратная связь
Краткая биография
- 1912 – поступил в Петербургский университет на славяно-русское отделение историко-филологического факультета.
- 1918 – окончил учебу и оставлен в университете на кафедре русской литературы для ведения научной работы.
- 1919 (по другим данным 1920) – вступил в Общество по изучению поэтического языка (ОПОЯЗ). Участники Общества стали создателями формального метода в литературоведении, отличающегося новаторским подходом к изучению формы произведений искусства и поэтического языка. Участие в Обществе повлияло на становление Тынянова как ученого.
- 1918-1921 – работал переводчиком в Коминтерне. Также читал публичные лекции по истории искусств и преподавал литературу в школе.
- 1920-е – созданы литературоведческие работы о А.С. Пушкине, литературно-исторические очерки о творчестве Некрасова, Тютчева, Брюсова, Блока.
- 1921-1930 – профессор Российского института истории искусств, читал в институте лекции по русской литературе.
- 1921 – первая публикация: статья «Гоголь и Достоевский. К теории пародии». В ней были выявлены и проанализированы стилевые различия между писателями.
- 1924 – опубликована статья «Проблемы стихотворного языка» – главный теоретико-литературный труд Тынянова. В ней автор, по сути, предложил научное объяснение тайны поэтического слова, размышляя о соотношении частей и целого литературного произведения, о коренных различиях между поэзией и прозой, о связи между звучанием и значением слова, об изменении значения и смысла слова в зависимости от конструкции стиха.
- 1926 – опубликован роман «Кюхля» — первое художественное произведение Тынянова. Над книгой он начал работать по просьбе К.И. Чуковского, предложившего написать небольшую книжку о В. Кюхельбекере. В результате работа вылилась в историко-биографический роман о жизни друга Пушкина, революционера-декабриста. В романе его жизнь описана от момента поступления в Царскосельский лицей до последних дней в ссылке. Произведение создано после глубокого изучения автором рукописей и дневника Кюхельбекера, исторических материалов и документов первой половины 19 века. Роман был тепло принят читателями и критикой и принес автору известность талантливого прозаика.
- 1926 – по сценарию Тынянова создан художественный фильм по мотивам повести Гоголя «Шинель». Позднее по его сценариям были сняты фильмы «СВД (Союз великого дела)», «Ася», «Поручик Киже».
- 1927-1928 – в журнале «Звезда» публикуется роман «Смерть Вазир-Мухтара», повествующий о событиях последнего года жизни А.С. Грибоедова. Автору удалось создать нехрестоматийный, но глубокий и достоверный образ главного героя. Грибоедов в изображении Тынянова трагически одинок и никем непонят: власти видят в нем опасного вольнодумца, а представители прогрессивных сил – благополучного дипломата, царского сановника.
- 1928 – в журнале «Красная новь» опубликована повесть Тынянова «Подпоручик Киже». Она основана на историческом анекдоте и представляет гротескную картину действия самодержавно-бюрократического аппарата при императоре Павле I. В системе, основанной на страхе и слепой вере в ее непогрешимость, канцелярская ошибка молодого писаря приводит к цепи абсолютно бессмысленных, доходящих до абсурда действий персонажей. Позднее были написаны повести «Восковая персона» и «Малолетний Витушишников», составившие вместе с «Подпоручиком Киже» историко-сатирическую трилогию.
- 1929 – вышел из печати сборник литературоведческих статей о литературе первой трети 19 века «Архаисты и новаторы». В него вошли работы, написанные автором за предыдущие девять лет.
- 1920-е, конец – частичная потеря трудоспособности в связи прогрессированием тяжелого заболевания, рассеянного склероза, которым Тынянов страдал с молодых лет.
- 1930-е, начало – начал работу над романом «Пушкин». Роман был задуман как эпическое произведение о жизни великого поэта. Из-за болезни Тынянову не удалось полностью осуществить замысел: в описании жизни Пушкина он дошел только до 1820 года.
- 1936 – Тынянов переехал из Ленинграда в Москву и возглавил работу по подготовке к изданию книг серии «Библиотека поэта». В этом же году опубликованы 1 и 2 части романа «Пушкин» – «Детство» и «Лицей». Первая часть романа основана на плане автобиографии Пушкина, известном под названием «Программа записок».
- 1941 — во время Великой Отечественной войны эвакуирован в Пермь. Там была написана третья часть романа «Пушкин» – «Юность». Над ним писатель работал до последнего дня жизни. Несмотря на то, что он остался незавершенным, это целостное произведение о детстве и юности поэта.
- 1943, 20 декабря – умер в Москве.
Юрий Тынянов
Личная жизнь
В 1916 году в Петрограде Юрий женился на Лее (Елене) Зильбер (по первому браку Качановская). С ней и ее братьями Львом и Вениамином Зильберами он был знаком со времени учебы в Псковской гимназии.
С женой Еленой
Елена Александровна была талантливым музыкантом, училась в Петербургской консерватории по классу виолончели, но из-за болезни руки не закончила ее и стала музыковедом. Она – автор книги об Антонио Страдивари. В 1916 году в семье родилась дочь Инна. Супруга Юрия Николаевича пережила его меньше, чем на год.
Инна Юрьевна стала литературным переводчиком, переводила с испанского и португальского языков прозу и поэзию. Умерла в 2004 году.
Дочь Инна
Детство и юность
Писатель появился на свет в городке Режица Витебской губернии в семье состоятельного врача Насона Ароновича. Фамилия литератора происходит от названия местечка Тыняны. Сейчас малая родина Тынянова принадлежит Латвии, и евреи в городе, теперь называющемся Резекне, составляют 0,15 % населения, а в год рождения Юрия — 1894-м — иудеем был каждый второй житель Режицы.
Мальчик рано начал писать рассказы и стихи. В 1904 году семья Тыняновых переехала в Псков, и Юра поступил в гимназию, в которой учились многие будущие знаменитости: поэт Антонин Ладинский, математик Владимир Брадис, писатель Вениамин Каверин.
Юрий Тынянов, Лев Зильбер, Борис Михайлов в молодости
Гимназию Юрий окончил с серебряной медалью и поступил на историко-филологический факультет Петроградского университета. В вузе он часто слушал лекции по биологии, физике и химии.
Тема выпускной работы Тынянова «Пушкин и Кюхельбекер» определила вектор дальнейшего творчества писателя. Наставник Юрия — литературовед Семен Венгеров оставил талантливого юношу при университете, и уже через 2 года после получения диплома уроженец Режицы стал профессором Института истории искусств.
Примечания
- ↑
- ↑ Тынянов Юрий Николаевич // Большая советская энциклопедия:
- Ярославль: История города в документах и материалах от первых упоминаний до 1917 года / Под редакцией доктора исторических наук, профессора А. М. Пономарёва. Составители В. Н. Козляков, Г. Н. Полева, Л. А. Полушкина и др. Ярославль: Верхне-Волжское книжное издательство, 1990. С. 384.
- ↑ Нянковский М. А. «О тех, кого помню и люблю…» Гаркави. Тыняновы. Рохленко. Нянковские / М. А. Нянковский. Ярославль, 2009. — 240 с.
- — статья из
- Другой троюродный брат — манхеттенский юрист и политик Леон Эндрю Малкиель (англ. Leon Andrew Malkiel, 1866—1932) — баллотировался на пост верховного прокурора штата Нью-Йорк в 1904 году и на пост судьи апелляционного суда Нью-Йорка (от партии социалистов) в 1912 и 1920 годах.
- В большинстве утрачены. Одно из стихотворений — «Дождь» — приводится без текстологической справки Вениамином Кавериным в В. А. Каверин, В. И. Новиков. Новое зрение. Книга о Юрии Тынянове. — М.: Книга, 1988. — С. 36—37.
- .
- . www.limonow.de. Дата обращения: 4 марта 2021.
- В большинстве утрачены. Один из коротких рассказов — «Яблоко» — приводится без текстологической справки Вениамином Кавериным в В. А. Каверин, В. И. Новиков. Новое зрение. Книга о Юрии Тынянове. — М.: Книга, 1988. — С. 29—30.
- Ренате Лаздыня. (латыш.). www.lsm.lv. Латвийские общественные медиа (15 мая 2019). Дата обращения: 4 ноября 2020.
Кюхля
История одного лицеиста
Свобода! Свобода! Ты царствуй над нами. Ах, лучше смерть, чем жить рабами, — Вот клятва каждого из нас. Странно, но когда думаю о декабристах, думаю не о том, «что было», а скорее о том, что было бы, если бы.
1) Что было бы, если бы Александр Первый не умер в 1825 году? Подготовились бы они лучше, были бы организованней, произошла бы революция?
2) Что было бы, если бы у Кюхельбекера не набился снег в пистолет? Убил бы он брата императора? К чему бы это привело?
3) Что было бы, если бы не пропал Трубецкой? Смог бы он взять все в свои руки, стал бы диктатором?
Но нет смыла в этих вопросах, потому что все было так, как было. А были молодые парни, большинство из них не старше меня, невыспавшиеся поэты, любители дуэлей. Были ходившие ходуном челюсти, от страха, от адреналина. Было Междуцарствие, заставшее врасплох и вынуждающее действовать быстро, необдуманно. Много идей. Точнее так — Идей! Свобода, равенство, отмена Крепостного права, все то, за что не жалко умереть. Большое желание все изменить, но, на мой взгляд, совершенно никакого представления о том, как сделать это. А за Идею умереть не страшно, вон, сколько их гибло и за меньшее. Бывало, кто-то где-то скажет что-то не подумав, итог — дуэль, а на дуэлях умирали. Или еще лучше — отправиться сражаться за чужую страну (Греция), но там даже не в стране дело, а все в той же Идее, самой главной, — Свободе.
Помню, еще будучи в школе я поражался, почему восстание подняли аристократы? Образованные, умные люди. Чего им было нужно? Другое дело — пролетариат, там налицо несправедливость и притеснения. Что в этом может понять ребенок. А тут ведь как раз молодой барин едет заграницу и видит, что можно жить по-другому, не так, как у нас в России живут. И что Право Крепостное — позор для нашей страны. Барин мыслит свободнее, а русский мужик лишь знает, как было всегда — полагайся на батюшку Царя, да трудись себе всю жизнь на хозяина. Барин впечатлительный и не может спокойно смотреть, ни как солдат в армии истязают, ни на попов этих, отъевшихся на государственные деньги и деньги бедняков. Читал и страшно было, недалеко же мы ушли.
Но роман все же о Кюхельбекере. Какой он? А Кюхельбекер не простой. Он из тех людей, кто ни с кем ужиться не может. У которого действие вперед мысли идет. Было у него в жизни несколько друзей, все Александры, удивительно, правда? А остальные его как-то не очень любили, за вот эту его горячность и резкость. Была любовь, ради которой он все хотел устроиться, хотел избавить возлюбленную от бедности и лишений, в итоге она и в Сибирь с ним была готова поехать, но не дали… Трагическая судьба, как и судьба любого из декабристов. И даже не знаю, кому было хуже: тем, кого повесили, или тем, кто сходил с ума в крепостях, или тем, кто не сошел, но пытался как-то потом устроиться в Сибири. Наладить жизнь, когда жизнь-то уже закончилась и умерли все те, кого ты любил, и мыслями ты уже не здесь и сейчас, там, с ними.
Долгая прогулка 2021, команда Boomagomaraque
. Спасибо товарищам Toccata и Gauty .
О некоторых прелестях литературоведения.
Высокомерие «красного графа» и сочувствие директора издательства можно отнести к курьезам. Личные обиды со Шкловским – не более чем личные и искренне прощенные обиды. Да и не нам судить – это была великая дружба. А вот драки до крови, где отчаянные споры, где в битве аргументы, как бритвы – это уж совсем другая сторона жизни Тынянова. Это жизнь его в русской литературе и русской науке. И если кто-то думает, что эти споры – академические изящные словесные обороты при графине, колокольчике и рефери, да со скорой помощью при подъезде – разочаруйтесь, пожалуйста сами и сложите очарования в мусорный бачок у места серьезной мужской драки.
«И вот крадется, словно тать,
Сквозь ленинградские туманы
Писатель лекцию читать,
Профессор Т. — писать романы».
Лечится йодом, легкая студенческая шутка, выпускается из детской рогатки.
Семья и родственники
У Тынянова были старший брат Лев и младшая сестра Лидия. В 1915 году из местечка Велионы Режицкого уезда в Ярославль был эвакуирован кожевенный завод предпринимателя и купца 1-ой гильдии Бера Мовшевича Эпштейна, совладелицами которого после смерти отца стали сёстры Софья Борисовна Тынянова и Анна Борисовна Гаркави, перебравшиеся сюда с семьями (кожевенный завод и раскройно-посадочные и заготовительные мастерские наследников Б. М. Эпштейна были разрушены в ходе ярославского восстания 1918 года и восстановлены в годы НЭПа; в 1917 году на заводе работали 236 рабочих). В 1918 году двоюродная сестра Юрия Тынянова детский врач Эсфирь Александровна Гаркави (1889—1986) вышла замуж за его брата Льва Тынянова (1891—1946), главврача ярославского городского противотуберкулёзного диспансера. Заслуженный учитель Российской Федерации М. А. Нянковский — внучатый племянник Ю. Н. Тынянова.
Юрий Тынянов женился 3 февраля 1916 года на Лие Абелевне (Елене Александровне) Зильбер (в первом браке Качановская, сестра Льва Зильбера и Вениамина Каверина); их дочь — поэтесса и переводчица Инна Тынянова (1916—2004).
Двоюродный брат — советский разведчик Альберт Иоахимович Сыркин-Бернарди.
Двоюродный племянник Тынянова — литературовед Александр Миронович Гаркави. Троюродные братья (по материнской линии) — языковед Виктор Максимович Жирмунский, журналист Яков Ноевич Блох, искусствовед Мирон Аркадьевич Малкиель-Жирмунский, музыкальный педагог и виолончелист Константин Исаакович Шапиро (1896—1992) и филолог-романист Яков Львович Малкиель. Троюродные сёстры — поэтесса Раиса Ноевна Блох и Магдалина Исааковна Малкиель-Шапиро (1905—1968), жена историка церкви Владимира Николаевича Лосского, мать филолога и богослова Николая Лосского.
Художественное творчество
Оригинальная почтовая марка к 100-летию со дня рождения Тынянова. Россия, , номинал 100 рублей
По свидетельствам, приводимым в мемуарной литературе, Тынянов писал рассказы и стихи, начиная с детских лет.
Систематическая профессиональная деятельность его в качестве литератора начинается в 1924 году, когда Тынянов, взявшись (по коммерческому заказу, организованному Корнеем Чуковским) за подготовку популярной брошюры о лицейском товарище Пушкина, а впоследствии декабристе, каторжнике и ссыльном В. К. Кюхельбекере, неожиданно написал о нём роман («Кюхля»). Роману, написанному достаточно неровно, но остающемуся одним из образцов воспроизведения «духа эпохи» в беллетристике, суждено было оказаться флагманом жанра «советского исторического романа», требуемого конъюнктурой. Однако сам роман не конъюнктурен ни в какой мере и остаётся переиздаваемым и читаемым восемь десятилетий спустя.
Следующий роман Тынянова — «Смерть Вазир-Мухтара» (), посвящённый последнему году жизни А. С. Грибоедова, представляет собой совершенно зрелое произведение со своеобразной стилистикой.
Несколько ранее Тынянов публикует первое из серии произведений («исторических повестей»), которые в равной мере могут быть отнесены к большим рассказам или коротким повестям — «Подпоручик Киже» (1927), за которым последовали «Восковая персона» (1930) и «Малолетный Витушишников» (1933). Автор привлекает в двух первых из них материал эпох, иных, нежели начало XIX века, являющееся «центром притяжения» большинства как научных работ, так и художественных произведений Тынянова (их действие относится к царствованию Павла I, Петра I и Николая I, соответственно).
В этих небольших по размеру и отточенных по форме произведениях сочетаются историческая стилизация языка (включая элементы сказовости, особенно в «Восковой персоне») с тонким пародированием «социологической прозы», получившей определённое распространение в советской литературе 1920-х — начала 1930-х годов (отчасти это относится и к миниатюрным зарисовкам, опубликованным в 1930 году под названием «Исторические рассказы»).
Согласно опубликованному Н. Л. Степановым списку (относящемуся к 1932 году), Тынянов вынашивал замысел «собрания сочинений», содержащего, наряду с написанными «Кюхлей», «Смертью Вазира-Мухтара», историческими повестями, а также незавершенным «Пушкиным» и романом «Ганнибалы» (работу над которым Тынянов начал, но оставил), ещё ряд пунктов. Они включали произведения «Граф Сардинский» (о Д. И. Хвостове, известном деятеле литературы и графомане конца XVIII — начала XIX веков), «Евдор» (по всей видимости, о П. А. Катенине), «Капитан Шишков 2-й» (о поэте и бретере А. А. Шишкове), «Овернский мул» (о Ж. Ромме; сохранился набросок, и по его мотивам написан поздний рассказ «Гражданин Очер»), «Бани Сандуновские», «Пастушок Сифил», «Иван Барков», «Потери».
Сниженная из-за болезни работоспособность и ранняя смерть не позволили Тынянову осуществить большую часть задуманного. Зная о неизлечимости своей болезни, он стремился успеть написать главное произведение своей жизни — роман «Пушкин», грандиозную эпопею о становлении, жизни и смерти национального поэта.
Наряду со «Смертью Вазир-Мухтара» и историческими повестями, две части «Пушкина» ( и -, соответственно), которые писатель успел завершить, относятся к вершинам его прозы. Третья часть (, опубликована посмертно) носит следы незавершённости, в последних главах выглядит как «творческий конспект» ненаписанного материала.
Художественное наследие Тынянова включает также короткие рассказы 1920-х годов; ряд рассказов («Гражданин Очер», «Генерал Дорохов», «Красная шапка»), написанных во время войны в эвакуации; киносценарии и одну пьесу; книгу переводов из Жоржа Дюамеля, три книги переводов из Г. Гейне.
Кроме того, по воспоминаниям знакомых, Тынянов был мастером устного рассказа и актёрской пародии. Ираклий Андроников ссылался на Тынянова как на неподражаемый образец этого жанра, который сам Андроников впоследствии популяризовал посредством телевидения.
Читать онлайн «Кюхля»
Юрий Тынянов
Кюхля
Виля
I
Вильгельм кончил с отличием пансион.
Он приехал домой из Верро изрядно вытянувшийся, ходил по парку, читал Шиллера и молчал загадочно. Устинья Яковлевна видела, как, читая стихи, он оборачивался быстро и, когда никого кругом не было, прижимал платок к глазам.
Устинья Яковлевна незаметно для самой себя подкладывала потом ему за обедом кусок получше.
Вильгельм был уже большой, ему шел четырнадцатый год, и Устинья Яковлевна чувствовала, что нужно с ним что-то сделать.
Собрался совет.
Приехал к ней в Павловск молодой кузен Альбрехт, затянутый в гвардейские лосины, прибыла тетка Брейткопф, и был приглашен маленький седой старичок, друг семьи, барон Николаи. Старичок был совсем дряхлый и нюхал флакончик с солью. Кроме того, он был сластена и то и дело глотал из старинной бонбоньерки леденец. Это очень развлекало его, и он с трудом мог сосредоточиться. Впрочем, он вел себя с большим достоинством и только изредка путал имена и события.
– Куда определить Вильгельма? – Устинья Яковлевна с некоторым страхом смотрела на совет.
– Вильгельма? – переспросил старичок очень вежливо. – Это Вильгельма определить? – и понюхал флакончик.
– Да, Вильгельма, – сказала с тоскою Устинья Яковлевна.
Все молчали.
– В военную службу, в корпус, – сказал вдруг барон необычайно твердо. – Вильгельма в военную службу.
Альбрехт чуть-чуть сощурился и сказал:
– Но у Вильгельма, кажется, нет расположения к военной службе.
Устинье Яковлевне почудилось, что кузен говорит немного свысока.
– Военная служба для молодых людей – это все, – веско сказал барон, – хотя я сам никогда не был военным… Его надо зачислить в корпус.
Он достал бонбоньерку и засосал леденчик.
В это время Устинька-Маленькая вбежала к Вильгельму. (И мать и дочь носили одинаковые имена. Тетка Брейткопф называла мать Justine, а дочку Устинькой-Маленькой. )
– Виля, – сказала она, бледнея, – иди послушай, там о тебе говорят.
Виля посмотрел на нее рассеянно. Он уже два дня шептался с Сенькой, дворовым мальчишкой, по темным углам.
. Днем он много писал что-то в тетрадку, был молчалив и таинствен.
– Обо мне?
– Да, – зашептала Устинька, широко раскрыв глаза, – они хотят тебя отдать на войну или в корпус.
Виля вскочил.
– Ты знаешь наверное? – спросил он шепотом.
– Я только что слышала, как барон сказал, что тебя нужно отправить на военную службу в корпус.
– Клянись, – сказал Вильгельм.
– Клянусь, – сказала неуверенно Устинька.
– Хорошо, – сказал Вильгельм, бледный и решительный, – ты можешь идти.
Он опять засел за тетрадку и больше не обращал на Устиньку никакого внимания.
Совет продолжался.
– У него редкие способности, – говорила, волнуясь, Устинья Яковлевна, – он расположен к стихам, и потом, я думаю, что военная служба ему не подойдет.
– Ах, к стихам, – сказал барон. – Да, стихи – это уже другое дело.
Он помолчал и добавил, глядя на тетку Брейткопф:
– Стихи – это литература.
Тетка Брейткопф сказала медленно и отчеканивая каждое слово:
– Он должен поступить в Лицею.
– Нет, барон, это в России, – с негодованием отрезала тетка Брейткопф, – это в России, в Сарском Селе, полчаса ходьбы отсюда. Это будет благородное заведение. Justine, верно, даже об этом знает: там должны, кажется, воспитываться, – и тетка сделала торжествующий жест в сторону барона, – великие князья.
– Прекрасно, – сказал барон решительно, – он поступает в Lycee.
Устинья Яковлевна подумала:
«Ах, какая прекрасная мысль! Это так близко».
– Хотя, – вспомнила она, – великие князья там не будут воспитываться, это раздумали.
– И тем лучше, – неожиданно сказал барон, – тем лучше, не поступают и не надо. Вильгельм поступает в Lycee.
– Я буду хлопотать у Барклаев, – взглянула Устинья Яковлевна на тетку Брейткопф. (Жена Барклая де Толли была ее кузина …
Две похвалы
Один документальный фильм представил картинку последних дней Тынянова по воспоминаниям… Шкловского. Хотя в самые последние минуты рядом с другом его не было. Впрочем – тут автор фильма (кстати – информативного и хорошего, полного любви к Тынянову) мог бы железно аргументировать свою позицию: Юрий Николаевич о себе писал мало и редко, а о других вспоминал то, при чем присутствовать в принципе не мог. А вот «красный граф» А. Н. Толстой за это же похлопал снисходительно Тынянова по плечу со словами «А у вас слог-то неплох». Тынянов ответил: «Премного благодарен, ваше высокопревосходительство!» Директор издательства, куда Тынянов принес своего «Кюхлю» был еще добрее: «Художественная литература вещь сложная. Вы не огорчайтесь, у вас есть специальность» – имея в виду, что Тынянов у него работал корректором.
Картина, навеянная Тыняновым
Физики, лирики, клирики, критики, аналитики, паралитики, отличники, докладчики, наладчики прочие молодчики, причем сплошь взяточники странным образом прятались за одну, опиской канцелярской рожденную благообразную фамилию. Что ни год да ни день – являлись взгляду преступники, причем секретные, а потому не имеющие фигур. Их лупили на отполированной семихвостками «кобыле» — и слышен был только свист плеток, да стук их о дерево. Ни крика, ни стона, ни дыхания. Их снимали с «кобыл», красавиц-жен и должностей, повышали, ссылали в Сибирь и даже далее, наделяли имуществом и лишали оного. Ордена им то вручали, то отнимали, и стали те ордена шляться с мундиров и пиджаков в коробки, как бесстыжие пятаки. Разнагражденных ими вешали – они не умирали. Их расстреливали – и на месте одного появлялось двое. Их женили – и жены умудрялись рожать, хотя рядом с мужьями никем и никогда замечены не были. Но в темных коридорах власти кто-то всегда периодически кричал «караул», а как стали нравы попроще – неприличное слово, напоминающее освоение языка младенцем. Но кому кричать? Да и от чего? Однажды исчезли фрейлины, балерины, прочно уселись вместо них в ответственных комнатах ассистентки, секретарши-референтки, а с этими не никаких таких происшествий и быть не могло – все стоны и крики – и мужские, и женские – все исключительно в специально отведенных для этого местах… Правда, никуда не удавалось извести вечное, ловкое, шустрое племя и мелькали по углам по-прежнему субретки и фаворитки.
Павел Петрович успел едва только охнуть от апоплексической сыновней табакерки с британским табачком, но Александр Павлович уже уставился на стройные ряды безымянных, отчества, да и отечества не слишком знающих, зачатых в канцеляриях, на «кобылах» и – что было бы естественно — в альковах, но каким-то необычным, нигде не виданным способом молчаливые и всемогущие шеренги, идеальные во фрунте роты, батальоны и полки Киже. А стоило спросить, нет ли где какого человечка, завалящего-настоящего, так выяснялось – стоит лишь глянуть на такого – а его и нет.
Ученый/писатель?
Тынянов нашел свою спасительную нишу в истории и собственных книгах. Но и с историей в традиционном ракурсе он не спешил соглашаться.
«Есть документы парадные, и они врут, как люди, — писал он впоследствии. — У меня нет никакого пиетета к «документу вообще». Человек сослан за вольнодумство на Кавказ и продолжает числиться в Нижнем Новгороде, в Тенгинском полку. Не верьте, дойдите до границы документа, продырявьте его. И не полагайтесь на историков, обрабатывающих материал, пересказывающих его…». А вскоре стали рассылать по стране документы с лживыми словами «10 лет без права переписки». Сейчас многие молодые люди не знают, что значат эти слова. А что еще хуже — и знать не хотят.
Читавшие «Кюхлю» и «Смерть Вазир-Мухтара» увлекаются сюжетом, им кажется, что, если что писатель и выдумал, так и хорошо, «не приврешь – так и не расскажешь». Но что важнее для нас – цвет рукояти пистолета системы Жана Лепажа, или повод для дуэли? Тынянов любил порассуждать о том, насколько во времена Пушкина и декабристов не боялись смерти, и приводил пример: Вяземский и Пушкин забавнейшим образом описывали смерть пушкинского дяди Василия Львовича, которого оба, кстати — любили.
Трудно согласиться с теми, кто искренне считает, что Тынянов понимал время Пушкина или Петра Великого и совершенно не разбирался в том, в котором он жил сам. Довелось услышать даже, что Тынянов расхваливал Сталина и искренне восхищался колхозами. Как часто велико в нас желание собственную наивность прикрыть наивностью большого мыслителя. Мол, «он же сам сказал». Да мало ли что тогда приходилось говорить. В 1936 году приехав в Париж Тынянов встретил там Эренбурга, восхищенного созданием народного фронта, тот был просто в восторге. Все мол, конец фашизму. Тынянов печально сказал – «посмотрим». Время не располагало к искренности и развернутым мыслям. Не верится, что написавшему «Восковую персону», «Кюхлю», «Подпоручика Киже» что-то было неясно. Да и у читавших Тынянова чувство истории нередко обостряется. Но тут уж у кого как.
