Оглавление
Память, вознесённая на адмиралтейский шпиль
Тем не менее фрегат «Орёл» навсегда занял почётное место в истории России. И это вполне закономерно. Прежде всего, он стал родоначальником всего отечественного флота, стяжавшего в дальнейшем немеркнущую славу на просторах всех морей и океанов. Неслучайно, вспоминая о нём, Пётр I говорил, что даже при том, что благое начинание корабелов не получило должного завершения, оно все равно достойно вечного прославления, так как в нём было заложено семя будущих великих свершений
Недаром модель корабля «Орёл» занимает одно из самых почётных мест в экспозиции Санкт-Петербургского Военно-морского музея и всегда привлекает к себе внимание экскурсантов
Кроме того, как было сказано в начале статьи, есть мнение, что именно фрегат «Орёл» стал прототипом знаменитого кораблика на шпиле Адмиралтейства, созданного в 1719 году голландским мастером Харманом ван Болосом и вошедшим в число исторических символов Санкт-Петербурга. Во всяком случае, его очертания удивительным образом схожи с изображением «Орла», сохранившимся в исторических документах.
В начале тернистого пути
Ранним утром 14 ноября 1667 года, отслужив молебен и благословясь, как это принято у добрых людей, приступили к закладке судна. Однако на первых же порах новоявленные корабелы столкнулись с неожиданными проблемами. Начались они с того, что коломенский лес оказался непригоден для задуманного дела, и взамен оного пришлось возить брёвна из Мурома, где их заготавливали в вотчине местного архиепископа.
Кроме того, оплошали плотники. Привычные к строительству домов и церквей, они были беспомощны на корабельной верфи и не могли взять в толк, чего от них добивался не владевший русским языком Ламберт Гельт. Пришлось их отпустить с миром, а опытных плотников выписывать из той же Голландии.
Но главной помехой начатому делу был явный саботаж со стороны боярской верхушки, по мнению которой строительство корабля «Орёл» было не решением насущной проблемы того времени, а лишь минутным капризом государя. Да и вообще, в создании военного флота бояре не видели никакого проку. Рассуждали они примерно так: «Отцы-деды жили без него, и мы проживём».
Энтузиаст корабельного дела
И развалилось бы едва начавшееся дело, если бы не упорство и настойчивость главного «прораба» ─ Афанасия Ордин-Нащокина. Именно его стараниями удалось привлечь к работе голландских мастеров, а им в помощь из Коломны и Дединова пригнать три десятка местных плотников. Кроме того, он же сумел отыскать подходящих кузнецов, пушкарей, а также резчиков по дереву и мастеров канатного дела. Бояре же «отблагодарили» его за это злобной травлей, считая выскочкой и потворщиком пустых затей. Игнорируя доброе начинание, они старались всеми силами унизить и оклеветать его реального исполнителя.
Продолжение мытарств
В таком праздничном и нарядном виде фрегат простоял у стенки судостроительной верфи ещё целый год, прежде чем смог отправиться в своё первое плаванье. Причина заключалась всё в той же медлительности и нерадивости сухопутных российских чиновников, продолжавших по-прежнему всеми доступными способами мешать делу.
Пока тянулись проволочки, местные жители успели разворовать многие железные и медные детали корабля, которые пришлось делать заново. Когда же Афанасий Ордин-Нащокин обратился в пушкарский приказ с просьбой прислать кузнецов, чтобы заново изготовить утраченное, то получил отказ. Только вмешательство самого государя заставило приказных дьяков направить в Дединово кузнеца, и то лишь одного. Голландцы хмуро взирали на происходящее вокруг, ругались на непонятном языке и грозились уехать на родину…
Последние приготовления
Контроль за исполнением царского повеления был возложен на боярина Афанасия Лаврентьевича Ордин-Нащокина, а непосредственное руководство работами ─ на профессиональных корабелов: дворянина Якова Полуяктова и подьячего Степана Петрова. Поскольку дело им предстояло новое и ещё не освоенное, то из Голландии пригласили опытного мастера Ламберта Гельта.
Из документов, сохранившихся с той поры, следует, что корабельный лес решили брать недалеко от Коломны, и оттуда по Оке сплавлять к новой верфи, а изготовление всей железной оснастки корабля «Орёл» поручить тульским и каширским мастерам. Определились также с изготовлением парусов и канатов.
Государево повеление
Появлению в России первого военного корабля «Орёл» предшествовали вполне мирные события. В 1664 году персидский шах Аббас II даровал российским купцам право беспошлинно торговать в его владениях. Этот знак доброй воли открывал перед Россией широкие возможности, но для их реализации предстояло решить весьма существенную проблему ─ обеспечить безопасность торговых судов на их пути через Каспий. Для этого требовался военный флот, которого тогда ещё не было, но который следовало построить.
С чего-то нужно было начать, и правивший в те годы государь Алексей Михайлович ─ отец Петра I (его портрет приведён ниже) ─ отдал повеление возвести рядом с деревней Дединово, что недалеко от того места, где Москва-река впадает в Оку (126 вёрст от столицы), судостроительную верфь, рассчитанную на постройку крупных судов. Одновременно с этим надлежало, взяв за основу западные образцы, начать закладку фрегата. Так, волею государя Алексея Михайловича был заложен корабль «Орёл», положивший начало всему будущему флоту России.
Завершение основных работ
Первый русский корабль «Орёл», заложенный на верфи в Дединово, строился по проекту, разработанному голландским полковником Корнелиусом фан Буковеном. При длине корпуса 24,5 м и ширине 6,5 м он имел водоизмещение 250 т и полуметровую осадку. Сохранились записи, согласно которым стоимость первенца русского флота составила 2221 рубль, что по тем временам представляло огромную сумму.
Весной 1668 года, когда основной объём работ был завершён, в Дединово прибыли 22 голландских моряка, которым предстояло стать командой первого русского корабля «Орёл». Вместе с ними пожаловал и будущий капитан судна Давид Бутлер (тоже, разумеется, голландец). Под его контролем и при участии команды на корабле были выполнены последние перед спуском на воду работы.
